Как советские люди добывали и тратили валюту

Рай не для всех

«1971 год. Приехала в Москву учиться. Подруга привела меня в магазин “Березка”. Я до этого никогда не бывала в валютных магазинах. Удивило обилие товаров: норковые шубы, французская парфюмерия и косметика… Смешные цены даже для студенток. И я стала лихорадочно выбирать: тот крем, та помада, вот эта тушь для ресниц. Продавщица назвала сумму. Я вытаскиваю свои рублики. И тут... вижу на лице продавщицы... нет, не удивление... а что-то не поддающееся описанию. Она спрашивает: “А чеки у вас есть?” Какие чеки?!! Пришлось быстро пройти к выходу. Зато приобрела новое знание о том, что такое “Березка”».

Такое письмо прислала мне в Facebook знакомая в ответ на просьбу поделиться воспоминаниями о советских магазинах «Березка». Оно точно характеризует тот советский торговый рай для избранных, который представляли собой «Березки» — символ красивой жизни, где царило невиданное изобилие по непривычно низким ценам. Но не для всех. Эта жизнь протекала в параллельной реальности. Доступ в эти магазины имели лишь счастливые обладатели сертификатов (после 1977 года — чеков) либо иностранной валюты (только для иностранцев, советским гражданам грозила ст. 88 УК РСФСР не только за использование, но даже за хранение валюты — от 3 до 8 лет с конфискацией имущества и валютных ценностей, а в особо крупных размерах — от 5 до 15 лет или смертная казнь с конфискацией).

«Вещизм» строго осуждался обществом

«Меня в 1977 году замели за попытку купить кое-что в “Березке” в гостинице “Метрополь”. Завуч тогда сказала: “Посмотрите на него! Вот это и есть мистер Доллар!» — рассказывает другой мой товарищ. Простые люди видели в иностранной валюте и предметах роскоши угрозу советским ценностям. Недаром возникли стишки вроде «Тот, кто носит “Адидас”, скоро Родину продаст».

Однако всем хотелось красиво и модно одеваться, да и в праздники хорошо бы поставить на стол импортные деликатесы. А в магазинах было пусто, за пакистанскими куртками или индийскими джинсами, наводнившими Москву в середине 80-х, давились в многотысячных очередях, где активисты вели списки очередников и каждому присваивали свой номер. Иногда для ветеранов на праздники «выбрасывались» на прилавки продуктовые наборы с советскими деликатесами — в них обычно входили гречка, баночка шпрот, латвийская сгущенка, нарезка горбуши, кеты или осетрины, граммов 50 красной игры, шоколадные конфеты, пара апельсинов. То есть все то, что было трудно достать (продукты и товары в те времена не покупали, а доставали) в повседневной жизни.

Точно так же доставали любые мало-мальски дефицитные товары — обувь, одежду, импортную косметику и парфюмерию, мебель, бытовую технику. Все это делалось через блат — «с заднего крыльца», «через завсклада, товароведа».

Дефицит порождал теневую экономику, поэтому охота за рутинными в общем-то вещами оборачивалась контактом с криминальным миром. «Березки» были частью этой теневой экономики, точнее, они притягивали криминальный мир как источник дефицитных товаров. Поэтому были центром повышенного внимания ОБХСС (в случае с чековыми магазинами для советских граждан) и КГБ (в случае с валютными для иностранцев).

Нашли дураков

В отношении к золотовалютным ценностям граждан позиция государства никогда не отличалась разнообразием — только пресечь и отобрать. У «Березок» был предшественник в сталинские времена — Торгсин (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами). Торгсин обслуживал гостей из-за рубежа и советских граждан, имевших золотовалютные ценности. В трудные годы можно было обменять свои сбережения на продукты питания. За пять лет работы, с января 1931 по январь 1936 года, Торгсин принес в бюджет страны, по разным данным, от 270 млн до 287 млн золотых рублей. Это были огромные деньги, и потрачены они были на нужды индустриализации.

Как гласят документы из Российского государственного архива экономики (РГАЭ), «за вычетом валютной затраты на импортные товары в размере 13,8 млн рублей, чистая валютная выручка Торгсина составила 273,4 млн рублей. Привлеченная сумма золотовалютных ценностей была сопоставима с расходами на оборудование для десяти гигантов социалистической промышленности: Горьковского автозавода (43,2 млн руб.), Сталинградского тракторного (35 млн руб.), Автозавода им. Сталина (27,9 млн руб.), Днепростроя (31 млн руб.), Господшипника (22,5 млн руб.), Челябинского тракторного завода (23 млн руб.), Харьковского тракторного завода (15,3 млн руб.), Магнитогорского меткомбината (44 млн руб.), Кузнецка (25,9 млн руб.) и Уралмаша (15 млн руб.)».

Однако в начале 1936 года Торгсин, выполнивший свою задачу, был ликвидирован, а его последний председатель, революционер со стажем Михаил Левенсон, арестован и через два года расстрелян в Лефортово. В последующие годы торговля с иностранцами была не особенно востребована: в период Великой Отечественной войны обмен с некоторыми из них происходил посредством огнестрельного оружия. Зато после войны СССР стал развивать отношения со странами третьего мира, где пригодились советские военные, инженерные и строительные навыки. К началу 60-х советские специалисты работали почти в 200 странах, то есть по всему миру. И получали зарплаты в иностранных валютах, причем немалые.

В 1958 году решением Совмина СССР было разрешено совзагранработникам покупать в СССР дефицитные товары за валюту. Но вскоре государство решило посадить их на короткий поводок: чтобы не плодить спекуляцию в стране, им ограничили возможность ввозить дефицитные товары из-за границы. Механизм придумали простой: до 75% их валютной зарплаты изымалось и переводилось во Внешторгбанк, остатки они могли потратить на жизнь. И лишь по возвращении в СССР они могли распорядиться своими инвалютными счетами несколькими способами. Первый — обменять на рубли по официальному курсу Госбанка СССР (нашли дураков). Второй — внести как вклад в кооперативную квартиру или покупку автомобиля (по тому же курсу, однако это было выгодно, потому что в СССР для получения квартиры или машины было необходимо выстоять многолетнюю очередь). «Мама пять лет работала за границей. Помню, что нам в 80-х предлагали за 15 тысяч чеков купить двушку, но мы отказались»,— пишет еще одна коллега.

Третий способ использовать заработанную за рубежом валюту — обменять ее на сертификаты (впоследствии чеки) Внешпосылторга (первоначально эта миссия была возложена на Внешювелирторг). То есть вы приходите с этими чеками и закупаете импортные дефицитные товары в специализированном магазине (в РСФСР они с 1961 года стали называться «Березка», в 1963 году появились магазины «Альбатрос» для иностранных и советских моряков в портовых городах под эгидой Внешторгмортранса СССР, потом такие же магазины стали появляться в столицах союзных республик под местными названиями: «Каштан» в Киеве, «Чинар» в Баку, «Дзинтарс» в Риге и т. п.). Обмен был неравноценным: цены в этих магазинах оказывались в разы выше, чем в США или Западной Европе. Но вариантов не было.

Из письма заместителя министра торговли РСФСР Д. Д. Королева первому заместителю председателя Совета министров СССР А. И. Микояну:

«Во исполнение постановления СМ СССР от 23.03.1961 года Министерством торговли РСФСР организована в системе Росювелирторга торговля на свободную иностранную валюту. Магазинам и киоскам, производящим продажу товаров за инвалюту, присвоено название “Березка”. Магазины “Березка” открыты в аэропортах Внуково и Шереметьево в апреле месяце и два киоска “Березка” — в гостиницах “Украина” и “Ленинградская” в середине мая… Спросом пользуются икра зернистая и лососевая, водка “Столичная” и “Особая”, консервы-крабы, хохломские изделия, деревянные матрешки, куклы в национальных костюмах, изделия богородских резчиков, дымковская игрушка, шкатулки из папье-маше, серебряные изделия с эмалью, сувениры и др.

Иностранцы, посещающие магазины, высказывают замечания о высоком уровне розничных цен».

В итоге возникло два типа «Березок»: торговавшие за валюту с иностранцами и торговавшие за сертификаты/чеки с советскими гражданами. К 1965 году по всему СССР было около 100 магазинов, торговавших на заменители валюты с советскими гражданами,— всего в 33 городах. За наличную валюту на территории РСФСР в 1961 году торговали восемь магазинов в четырех городах, а в 1967-м — уже 55 магазинов в 18 городах. В 1967 году в ведение «Березки» в Москве была переведена торговля за сертификаты Внешпосылторга и чеки серии Д (для дипломатических работников).

С сертификатами вышла неловкая история. Как рассказал Андрей Усов, работавший в системе Внешпосылторга в 80-е, было три вида сертификатов. Ниже всего котировались сертификаты с синей полосой: их выдавали тем, кто работал в соцстранах и странах третьего мира (Азия, Африка). Сертификаты с желтой полосой — для таких валют, как финские марки, югославские динары и т. п. Самыми ценными были бесполосные сертификаты — они приравнивались к валютам капстран. Говорят, эти же банкноты выдавались и сотрудникам советской разведки во всех странах. На теневом рынке вскоре образовался неравный курс разных сертификатов по отношению друг к другу, и к середине 70-х правительство ощутило недовольство совзагранработников. Поэтому в 1977 году сертификаты были заменены унифицированными чеками Внешпосылторга. По отдельному курсу продолжали котироваться чеки Внешторгбанка серии А, которыми моряки отоваривались в магазинах «Альбатрос» (эти чеки еще называли бонами).

Порочащие связи

Историк Анна Иванова, исследующая историю СССР второй половины XX века, защитила кандидатскую диссертацию о магазинах «Березка». Она отмечает парадоксальную вещь: с одной стороны, отправка на работу за границу было поощрением за политическую лояльность, ведь по возвращении служащий мог сразу приобрести квартиру, машину, пылесос, «магнитофон кассетный импортный, куртку замшевую… две!» и т. п. С другой стороны, на вершине потребительской иерархии оказывались также «неблагонадежные элементы» — те, кто получал гонорары из-за границы за свои литературные произведения, получатели наследства, алиментов. То есть и диссиденты, и те, кто имел «порочащие» связи с заграницей.

Однако скоро в стране сформировалась прослойка нелегальных клиентов «Березок». Кто-то получал чеки от друзей или родственников, кто-то покупал с рук. Так возник черный рынок чеков. Например, в конце 70-х чеки шли по 1,5–2 руб., в конце 80-х — по 2–3 руб. за штуку. Среди нелегалов выделялась группа подпольных миллионеров, заработавших состояния путем запрещенного в СССР частного предпринимательства. Неизменным элементом пейзажа были спекулянты (фарцовщики): они покупали чеки с рук, приобретали на них дефицитные товары, затем сбывали их втридорога за рубли и после этого повторяли круг. По воспоминаниям главы коллегии адвокатов «Закон и человек» Владимира Жеребенкина, работавшего в 80-е годы следователем следственного отдела по Северному округу ГУВД Москвы, женские сапоги стоили в диапазоне 120–160 руб., духи — 120–150 руб. (40–50 чеков). Видеомагнитофон стоил 200 чеков, но перепродать его можно было за 400 руб. (для знакомых), а можно — за 500–600 руб. (для чужих).

Вокруг «Березок» роились криминальные элементы. Помимо фарцовщиков это были всевозможные «кидалы» — «ломщики чеков».

«Крутились возле магазина, возле ближайшей станции метро,— вспоминает Руслан Т., работавший в 80-е годы сотрудником магазина “Березка”.— Помню, однажды возле магазина поднялась шумиха: “Лох на остановке — полные карманы чеков!” И побежали к нему, а возле него уже очередь. Потом рассказывали со смехом, как мимо проходят люди и кричат ему: “Уходите, вас обманывают, обманывают!” А он всех посылает так уверенно: “Да ладно, нормальная сделка, честная”. Обобрали как липку.

Еще запомнился пожилой мужик по прозвищу Миша Шахтер. Ходил летом в панамке, с надкусанным батоном и бутылкой молока в авоське. Подходил и жалобно просил: мол, надо немного чеков, хочу сыну дубленку на Север отправить. Еще двух братьев из Киева помню, здорово убалтывали лохов. Вообще много криминала с Украины приезжало.

Как “ломали” чеки. Это чисто Кио. Настоящее искусство, ловкость рук. Схема такая: подходит к лоху парень с честными глазами и просит продать тысячу чеков. Продавец назначает цену — скажем, 1:2, то есть 1000 чеков за 2000 рублей. Покупатель торгуется, затем сдается и отсчитывает деньги, не докладывая 30–50 руб. Продавец пересчитывает и обнаруживает недостачу. Покупатель вновь берет пачку денег и вновь пересчитывает. Сильно извиняется, докладывает недостачу на глазах покупателя и возвращает “котлету”. Фокус в том, что пачка денег заранее сложена так, что крупные купюры (по 50–100 руб.) лежат на ладони, мелкие — лицом к продавцу. И жулик “заламывает”, то есть сгибает пополам пальцами, несколько крупных купюр и, когда лезет в карман за недостающими десятками, одновременно оставляет там несколько сотен. Пачка от этого не уменьшается в размерах, но в итоге продавец обнаруживает дома лишь треть, а то и половину суммы. Обращаться в милицию он не станет, так как будет там обвинен в спекуляции».

Анекдотичную историю рассказал другой свидетель. «Друг служил разведчиком и был выучен всех видеть насквозь. Остановились на набережной и вошли в магазин. Местные менялы обозначили курс и предложили перейти на угол Малого проспекта для совершения обмена. Я вопросительно посмотрел на друга и, не получив указаний, вернулся в машину. Впереди стоящая машина отъехала, спокойный и уверенный подошел друг с мамой, и мы поехали. Вскоре друг занервничал: счет не получался, оказалось, поменяли 1:1, а не 1:2. Но интересно другое! Через год уже в Москве друг, закаленный в “сражениях”, предпринял вторую попытку обмена. Чтобы всех перехитрить, он поменял чеки на видеомагнитофоны. Коробки взяли с прилавка, все фирменно запечатано, одну наугад раскрыли — все четко! Друг горевал дважды: когда раскрывал пустые коробки, а главное, когда раскрыл ту, в которой точно было, но ничего не оказалось!»

По воспоминаниям очевидцев, самые ловкие «артисты» зарабатывали такими фокусами свыше 1 тыс. руб. за день — более пяти месячных советских окладов. Но у их жертв случались и похуже варианты. Вспоминает Владимир Жеребенкин: «Однажды принесла заявление девушка, которой вместо денег подсунули “куклу” — пачку, в которой сверху и снизу лежали настоящие купюры, а внутри все было забито папиросной бумагой. Через некоторое время в том же магазине, где ее ограбили, мы взяли парня с такой же “куклой”. При анализе выяснилось, что и в том и в другом случае бумага была с одной и той же бумажной фабрики. При обыске у него дома нашли жетоны от камеры хранения на вокзале — ячейки были забиты мужскими костюмами, костюмами Adidas, бытовой техникой на огромную сумму».

На махинациях порой попадались и работники «Березок». Рассказывает Руслан Т.: «Однажды взяли директрису “Березки” на Ферсмана. У нее была знакомая директриса в универмаге “Москва” на Ленинском проспекте. И у них ассортимент иногда пересекался. Хотя и разные поставщики (в “Березки” поставки шли через Внешпосылторг, а в рублевые универмаги — через Разноэкспорт), но иногда в рублевые магазины попадал однотипный товар (женские пальто, дубленки, “аляски”, мужские костюмы, “адидасы” и т. п.). Их тут же сметали, потому что торговали по госценам. И вот директриса брала у своей знакомой пальто, вывешивала у себя в “Березке” и продавала за чеки. Разницу пополам. Через эту же знакомую она потом и погорела».

Хоть никого не расстреляли

Аналоги «Березок» и параллельные валюты существовали не только в советских республиках, но и в братских социалистических странах. Так, в ЧССР специальные магазины назывались «Тузекс», а чеки — бонами (в ПНР тоже были боны). В ГДР были чеки, в НРБ — тчки, на Кубе – сертификаты А и B, ходившие наравне с долларом, затем конвертируемое песо (peso convertible). Во всех странах были такой же черный рынок и такой же риск мошенничества при обмене.

В СССР чековые «Березки» закончили свое существование в 1988 году. Их закрыли в рамках модной тогда «борьбы с привилегиями». Но, как всегда, наломали дров. Как только в январе вышло постановление правительства о ликвидации торговли за чеки, возник ажиотаж: обладатели чеков ломанулись их отоваривать. И выяснилось, что в магазинах не хватает товара. Люди записывались в многотысячные очереди и в течение нескольких месяцев утром и вечером являлись на перекличку.

Очередники разбивались на сотни. Сотники втихаря продавали места в очереди за 500 чеков. Те, кто записался в несколько разных сотен, сами торговали своими местами. Самые оборотистые умудрялись выстоять несколько очередей, купить товар, продать его, купить новую очередь и провернуть несколько спекулятивных сделок, заработав на всеобщей неразберихе. Самые ленивые рады были просто обменять чеки по курсу 1:1.

Андрей Усов, к тому времени работавший замдиректора Внешинторга (преемника Внешпосылторга), вспоминает, что к маю 1988-го на счетах в ВЭБе зависли огромные суммы в валюте. «Особенно сильный дефицит был по технике. Тогда я вместе с бухгалтером и программистом придумал план и пришел с ним к гендиректору Вилику Вартановичу Хштояну (к слову, мужу известной актрисы Надежды Румянцевой — фильмы “Девчата”, “Королева бензоколонки” и т. д.). Поскольку ВЭБ выдать валюту на руки не мог, мы решили организовать торговлю по безналичному расчету. Сняли офис на Кутузовском, напротив “Украины”, поставили огромный компьютер, работавший на бобинах с лентами, написали программу и базу данных владельцев счетов. Каждый день отправляли бобины в ВЭБ, там сверяли и ставили признак: деньги есть. И мы выдавали товар по консигнации, то есть оплата шла по мере реализации. Да, наценка была 200–300%, но люди и этому были рады. Оборот в год был $40–60 млн только по технике — и это все на семь человек в офисе 300 квадратных метров. Так спасли сбережения людей».

В начале 90-х чековые и валютные «Березки» были объединены и торговали за наличную валюту. Но к тому времени уже все магазины перешли к свободной валютной торговле, и сеть «Березка» была ликвидирована — как нерентабельная. А Андрей Усов перешел в «М.Видео» — коммерческим директором. Ну хоть никого не расстреляли.