Следствие вели... с Леонидом Каневским.
Ищите женщину!
Все серии
Это случилось во времена перестройки М. Горбачева. Необыкновенная история о контрабанде, похищении и ...
Фарцовщик – один из ярких типажей советской нелегальной теневой экономики 1960-1980-х годов. Официальная советская пропаганда изображала фарцовщиков как малоприятных юнцов, которые околачивались возле гостиниц, выклянчивая у иностранцев жвачки, значки и галстуки, либо выменивая их на сувениры, с тем, чтобы затем продать их по спекулятивной цене. Времена изменились, на смену марксистско-ленинской пропаганде пришла другая, либеральная пропаганда, которая сохранила это клише, лишь поменяв оценку с отрицательной на положительную. Теперь фарцовщики предстали как «пионеры бизнеса», которые в тяжелых условиях «коммунистической тирании» занимались коммерцией, как все «нормальные люди» в «нормальных» капиталистических странах, а что они выпрашивали заграничное «шмотье», то кто, мол, виноват, что советские «тряпки» были такого ужасного качества, что народ за бешеные деньги был готов купить даже ношеные заграничные вещи… Итак, по-прежнему мы остаемся во власти пропагандистских стереотипов, и реальный СССР, несмотря на то, что по времени он отстоит еще не так далеко от нас и многие в нем успели пожить, для большинства, как и раньше – «терра инкогнита». Однако на самом деле те фарцовщики, которых проклинал советский и превозносит современный либеральный агитпроп, в среде реальных фарцовщиков, существовавших в СССР, не пользовались практически никаким авторитетом и вообще имели к фарцовке отдаленное отношение. Этих попрошаек, суетившихся возле «Интуристов», настоящие фарцовщики презрительно именовали «бомбилами» или «чуингамщиками», и они представляли низший уровень той подсистемы теневой советской экономики, которую называют фарцовка. Сама же эта система до сих пор почти не изучена, впрочем, как и многие другие феномены «реального социализма», а если ее начать изучать, то выяснится много такого, что совсем не помещается в узкие рамки либеральной или вульгарно-марксистской парадигмы, но зато очень интересно для исследователя обществ традиционного типа. Факты для такого исследования в изобилии предоставляет книга молодого петербургского журналиста Дмитрия Васильева «Фарцовщики. Как делались состояния. Исповедь «людей из тени», которая выпущена в серии «Сделано в СССР» санкт-петербургским издательством «Вектор» в 2007 году. Автор книги использует метод, который популярен сегодня среди историков Запада – «устная история». Он сумел найти и опросить людей, которые в 1960-1980-е годы занимались фарцовкой в Ленинграде, и многие из которых теперь, между прочим, крупные бизнесмены. Конечно, Васильев — не социолог, и его рассказ далек от нормативов научного исследования, зато ему удалось добыть интереснейшие факты, которые проливают новый свет на многие явления советской теневой экономики. Книга Васильева ценна еще тем, что хотя ее автор – человек либеральных убеждений, он по возможности старался воздерживаться от идеологических штампов. Так, он не боится развеять либеральный стереотип о том, что все вещи, которые производились в СССР, были якобы плохого качества. Он честно сообщает, что иностранцы, которые общались с фарцовщиками, с удовольствием брали армянский коньяк, который на Западе стоил очень дорого, «Командирские часы», которые за границей считались не уступающими в качестве швейцарским, фотоаппараты советского производства, о которых были также самые лучшие отзывы и т.д. Правда, не всегда ему удается остаться объективным, и иногда проскальзывают общие места либерального агитпропа про «совок», но странно было бы ожидать чего-либо иного от живого человека со своими убеждениями. Васильев проявил недюжинный аналитический дар, сумел систематически описать способы добычи товара для фарцовки, схемы его продаж, выдвинул несколько любопытных гипотез относительно фарцовки, ее специфики, взаимоотношений фарцовщиков и государства. Не со всем у него можно согласиться, и кажется, что он проглядел главное – принципиальные отличия фарцовки от торговли буржуазного типа и ее сходства с теми формами торговли, которые были в традиционном обществе, но об этом позже. Сначала воспроизведу факты, постаравшись изложить их кратко и систематично, следуя за сюжетной линией книги Васильева. Что такое фарцовка? Фарцовкой в СССР называли нелегальную продажу вещей заграничного, прежде всего, западного производства, которые были выменяны на сувениры у приезжавших в СССР иностранцев или покупались за границей, а потом контрабандой переправлялись в СССР. Это была целая система, которая в корне отличалась от того образа фарцовки, что сложился в общественном сознании под влиянием пропаганды. Но прежде чем обратиться к ней, выясним происхождение самого слова «фарцовка». Имеется две версии его этимологии. Согласно первой оно происходит от английского словосочетания «for sale», что означает «продажа». Согласно второй оно произошло от словечка «форец» из жаргона одесситов, где им обозначали специального человека на рынке, который «заболтав» продавца мог купить у него вещь в несколько раз дешевле первоначальной цены, а затем тут же перепродавал ее кому-нибудь с выгодой для себя. В пользу одесского происхождения слова «фарцовка» говорит также то, что именно в Одессе начиная с дореволюционных времен и весь советский период процветала контрабанда иностранными вещами, которые моряки с заграничных судов, приходивших в одесский порт, дабы не тратить деньги, с удовольствием выменивали на вещи местного производства (особенно ценилось советское нижнее белье, так как оно делалось из 100% хлопка и было очень теплым), а также на водку и сигареты. Но такая контрабанда имела ряд существенных отличий от фарцовки, к тому, же она существовала и существует всегда, а фарцовка имела четкие временные рамки. Фарцовка в 1960-е годы: «романтическая эпоха» фарцовки Фарцовка возникла в 1960-е годы, пережила свой расцвет в 1970-е и исчезла вместе с Советским Союзом на рубеже 1980-1990-х. Лоном, в котором зародилась фарцовка, было движение «стиляг». Д. Васильев, правда, сочинил красивую гипотезу о том, что фарцовка появилась благодаря фестивалю молодежи и студентов в Москве, когда советские молодые люди познакомились со своими сверстниками из-за границы, но, на мой взгляд, если фестиваль и был тут толчком, то весьма косвенным, участники фестиваля – специально отобранные идеологически крепкие ребята, очевидно, не интересовались западными «шмотками». «Стилягами» называлось неформальное движение в кругах советской «золотой молодежи» 1950-х – 1960-х, участники которого, желая противопоставить себя образу положительного советского молодого человека, который навязывала официальная пропаганда, одевались в одежду, модную тогда на Западе (пиджаки с широкими плечами и узкие брюки у юношей и короткие юбки у девушек), слушали западную музыку (рок-н-ролл) и т.д. «Стиляги» были первыми жертвами и одновременно распространителями романтики «Америки, в которой я не буду никогда», которая потом поразила широкие круги советской молодежи. Но в 1950-1960-е они выглядели «белыми воронами», их объявляли «предателями» и «идеологическими врагами» официальные газеты, на них охотились комсомольские патрули и дружинники, которые рвали их одежду, стригли им волосы и препровождали их в отделения милиции. «Стиляги» и были первыми фарцовщиками, и первыми покупателями нафарцованных вещей. Выменивали они вещи у живших в столичных общежитиях иностранных студентов, причем это был именно натуральный обмен — скажем, американский галстук на бутылку армянского коньяка; с валютными операциями не связывались, потому что за это по советским законам полагалась высшая мера наказания — расстрел. Продавали вещи только «своим», тем самым обеспечивая заграничной одеждой и мелочами лишь круг «стиляг». В эту эпоху становления фарцовки, которую сами и фарцовщики будут потом считать «золотым веком», сложились особенности фарцовки, которые отличали ее от банальной спекуляции. Прежде всего, первые фарцовщики занимались этим не ради денег. Они были искренними поклонниками всего западного, готовыми отдать десятки полновесных советских рублей за дешевый пакет из супермаркета, который в США стоил 10 центов, только потому, что на нем – реклама «Мальборо» и он — «из самих Штатов». То есть фарцовщики были носителями особой идеологии, которая предполагала определенный стиль поведения, одежду, музыкальные предпочтения и которая четко отделяла обычных советских людей (или, как их потом стали называть, «совков») и «продвинутых», «цивильных» молодых людей, стремившихся жить по западным стандартам, к каковым себя относили «стиляги» и фарцовщики. Они даже имели свой сленг, сформировавшийся на основе английского и затем повлиявший на язык хиппи (пример словечек из этого сленга: «ченчить» — совершать сделку, «дойч» — западный немец, «воч» — часы) К обычным советским гражданам в их кругу принято было относиться с высокомерием, презрением опаской, как к чужакам, и это было вызвано не только западопоклонством, но и агрессивной реакцией со стороны законопослушных граждан на «стиляг». «Своим» «стиляги»-фарцовщики, наоборот, старались помочь, считалось бесчестьем обмануть «своего» покупателя, подсунуть ему фальшивку, некачественную вещь, запросить слишком большую цену. Эти черты фарцовки – кастовость, идеологичность, стремление, прежде всего, обеспечить «своих», определенная взаимопомощь среди «своих» и ограничение конкуренции, сохранились на всей протяжении ее истории, хотя и впоследствии были выражены не так явно. Вряд ли можно согласиться с Д. Васильевым в том, что в 1970-е-1980-е годы фарцовка, в отличие от «романтичных 60-х», становится «просто бизнесом», во всяком случае, факты, которые он приводит, противоречат этому его заявлению. Хотя, конечно, верно, что в 1970-е фарцовка изменилась, пошла вширь, выросла в целую систему. О причинах этого Д. Васильев не говорит, но очевидно, что на 1970-е годы пришлось массовое распространение субкультуры западопоклонства в СССР (прямо пропорциональное ослаблению веры в официозную марксистско-ленинскую идеологию, которая закостенела в мертвенных формах, уже не отвечавших никаким вызовам реальности). Движение «стиляг» исчезло, но зато их ценности проникли в массы. Теперь уже даже комсомольцы, на собраниях произносившие правильные слова о «язвах капитализма» и «светлом будущем коммунизма», в которые сами они давно перестали верить, были не прочь тайком прикупить западную пластинку или зажигалку. Спрос породил предложение – фарцовка из внутреннего дела стиляг превратилась в целую систему с разделением труда и ролей и оборотами в тысячи и десятки тысяч. Фарцовка 1970-х -1980-х: каналы поставки Изменения действительно, были впечатляющие. Прежде всего, фарцовщик перестал быть одновременно добытчиком и продавцом товара. Одни люди контактировали с иностранцами и выменивали у них вещи, другие – перекупали их у «поставщиков» и продавали покупателям, третьи — были посредниками между продавцом и покупателем. Внутри каждой категории тоже имелась своя специализация. Кроме того, возросший спрос невозможно было удовлетворить при помощи одних иностранных студентов, возникли новые каналы поставки. Д. Васильев подробно их перечисляет и классифицирует. К ним он относит: гостиничную фарцовку, фарцовку моряков торгового флота СССР («торгонавтов»), фарцовку шоферов-дальнобойщиков, фарцовку в Интерклубах, фарцовку гидов, окологостиничную фарцовку. Гостиничная фарцовка. Гостиничная фарцовка имела место в гостиницах типа «Интурист», где останавливались иностранцы и желательно из капстран. Фарцовкой там занималась гостиничная обслуга. Это приносило столь солидный доход, что вскоре для того, чтобы устроиться на эти места, нужно было заплатить немалую по советским временам сумму. Васильев приводит прейскурант цен за должности в подобных гостиницах Москвы в 1970-е годы: место горничной – 1000 рублей, администратора по этажу – 2000 рублей, официанта в гостиничном ресторане – 1500 рублей, уборщица – 500 рублей. Причем, естественно, даже не все, кто имел такие деньги, мог рассчитывать на место, брали только знакомых, «проверенных» людей. Деньги эти можно было «вернуть» за полгода работы при умеренных темпах фарцовки, дальше человек работал уже «на себя». Была налажена целая слаженная система фарцовки, где каждый четко выполнял свою роль и имел свою специализацию. Уборщицы и горничные брали у иностранцев только мелкие вещи – духи, кофточки, галстуки зажигалки в обмен в основном на спиртные напитки. Дежурные по этажу специализировались на более крупных вещах – костюмах, пальто, плащах, при этом рассчитывались также, как правило, спиртным, или сувенирами. Официанты занимались обменом крупных партии вещей (например, по десятку или несколько десятков плащей) на крупные партии икры и водки (и к ним обращались уже не случайные иностранцы, а те, кто сознательно занимался контрабандой). Причем, сами добытчики полученные вещи не продавали: так горничные сдавали их старшим горничным, старшие горничные – администратору по этажу, официанты – барменам. За сданные вещи каждый участник цепочки и получал гонорар в рублях, естественно меньший, чем вещь стоила на черном рынке, зато постоянный и более или менее безопасный. Те же работники гостиницы, кто пытался вещь скрыть и продать самостоятельно, очень скоро неизбежно выдавал себя и его изгоняло из своих рядов само сообщество фарцовщиков (самостоятельная фарцовка была разрешена лишь в конце 80-х, когда система стала рушиться). Главное звено в цепочке (как правило, это был администратор) уже сдавал товар оптом профессиональному фарцовщику «со стороны», а тот при помощи посредников продавал его на черном рынке. Никакой конкуренции среди участников гостиничной фарцовки не было. Каждая горничная или каждый официант работали лишь со «своим иностранцем» и сдавали товар «своей» дежурной по этажу или «своему» бармену по твердой цене. Иностранцы эти правила знали и если однажды совершали сделку с одним официантом, то уже обращались только к нему (хотя теоретически им было известно, что большинство других официантов занимаются тем же). Конкурентная борьба порушила бы всю систему, а для нее главное было – слаженная работа. Считалось, что лучше получать меньше, но чаще посредством работы сообща, чем одному пытаться сорвать большой куш и тем самым «погореть» и подвести других. Слишком жадных до денег система не любила и отторгала, их деятельность тоже создавала дополнительную опасность. Д. Васильев утверждает, что гостиничная фарцовка не знала солидарности и взаимопомощи, но под взаимопомощью он понимает почти братские отношения. Естественно такую солидарность фарцовщики 1970-х не практиковали, они все таки были люди прагматичные. Но ведь это — спор о терминах: разве не является определенной взаимовыгодной взаимопомощью исключение из своих рядов слишком жадных или слишком неуживчивых и склонных конкуренции членов – ведь таким образом фарцовщики заботились об интересах всего сообщества фарцовщиков, которые в данном случае совпадали с личными интересами каждого из них? Васильев признает также, что фарцовщики передавали друг другу информацию об облавах в гостиницах, которую заблаговременно получали от коррумпированных милиционеров (система и держалась за счет коррупции, а также за счет покровительства со стороны КГБ, который использовал фарцовщиков как информаторов), а ведь то тоже не что иное как взаимопомощь, конкуренты напротив, старались бы друг друга «сдать». В том-то и дело, что участники гостиничной фарцовки не имели заинтересованности в том, чтоб «убрать» другого фарцовщика, напротив, выпадение звена из цепочки ударяло по работе всей цепочки и было невыгодно всем. Так, арест одной младшей горничной снижал доходы старшей горничной и дежурной по этажу, которым та сдавала товар. Торгонавты. Другой канал поставки иностранных вещей для черного рынка СССР–торгонавты, или моряки торгового флота СССР. После нескольких лет пребывания в торговом флоте они становились обеспеченными людьми. Фарцевали они в основном в странах Северной Европы (Норвегия, Дания и т.д.), где тогда у местного населения были сложности со спиртным: оно было либо вообще запрещено, либо стоило дорого. Естественно, больше всего пользовались спросом водка или коньяк, хотя моряки предлагали и икру, фотоаппараты, военные значки, форму и т.д. Поскольку операция происходила за границей, моряки не обменивали привезенный товар, а просто продавали его за доллары, а потом на эти доллары приобретали в местных магазинах нужные вещи (одежду, пакеты, пластинки и тому подобные вещи, которые пользовались популярностью в «Союзе»). Операция приносила немалую прибыль. Так, бутылку водки моряк покупал в СССР за 3 рубля. Продавал ее в Скандинавии примерно за 15 долларов, получая 14 долларов чистой прибыли (по валютному курсу черного рынка). На 10 долларов он мог купить 100 пластиковых пакетов с символикой «Мальборо», которые продавались в каждом супермаркете и стоили 10 центов за штуку. В СССР оптовик-фарцовщик, которому сдавал большую часть товара моряк, брал эти пакеты по 1,5 рубля за штуку, а на черном рынке они стоили от 3 до 5 рублей за штуку. Сдавший оптовику 100 пакетов моряк получал 150 рублей, при средней зарплате в СССР 120 рублей. Конечно, моряк сдал оптовику не все. Кое-что он брал себе: и сам моряк, и его жена и близкие, одевались сугубо в заграничные одежды, носили заграничную обувь, курили заграничные сигареты и т.д. Небольшую часть товара продавала по знакомым жена моряка, но в основном моряки предоставляли это опасное дело профессиональным оптовикам-фарцовщикам. За границей моряки имели дело с постоянными проверенными «покупателями»- иностранцами в каждом порту, где останавливался корабль (адреса этих иностранцев старый моряк, которого списывали на берег, передавал молодому). Это было связано еще и с тем, что в Европе были специальные полицейские, которые, переодевшись в гражданское, пытались купить спиртное у советских моряков. Если моряк попадался, то это был политический скандал. Естественно, поскольку у каждого был свой покупатель, никакой конкуренции не было. Наоборот, за границей старались держаться вместе, что, кстати, совпадало с требованием устава выходить на берег по трое. Васильев видит причину этого в злой воле КГБ: якобы это делалось для того, чтобы моряки контролировали друг друга; на самом деле, за этим стоял простой прагматичный расчет, выгодный и самим морякам: втроем легче ориентироваться в чужом городе, особенно, при плохом знании языка, да и просто безопаснее: одно дело, если хулиганы нападут на одинокого моряка, а совсем другое – на троих. Более того, взаимопомощь распространялась и на фарцовку. Если кто-либо не смог сдать свой товар, другие делали это за него. Васильев приводит реальную историю о том, как впервые оказавшийся за границей моряк не смог ничего продать, потому что оказался в полицейском участке, товарищи продали все за него и отдали ему товар, чтоб не возвращался на Родину с пустыми руками. По Васильеву – это не более чем курьез, но я думаю, что это было нормой. В плаванье может случиться всякое, например, моряк мог заболеть и не сойти на берег по состоянию здоровья. Естественно, товарищам выгодно было продать его товар самим, чем вести обратно. Тем более член команды им — не конкурент, они от его проигрыша не выиграют, а лишь наживут себе врага, а в команде на корабле очень важно, чтоб люди приспособились друг к другу, и конфликтов не было. Конечно, коллективизм имеет оборотную сторону. Среди моряков-фарцовщиков были свои жесткие правила. Так, если кто-нибудь начинал «наглеть» и брал с собой слишком много водки (не один ящик, как все, а десять, благо, на корабле места много), то его «сдавали» свои же. На него писали анонимный донос таможенникам, и его «списывали на берег». Васильев приводит это как пример «волчьих» индивидуалистических взаимоотношений среди моряков, но, думаю, тут он снова ошибается. Такой «наглец» ставил под удар всю команду: большие партии легче обнаружить при проверке на границе и из-за жадности одного пострадала бы вся команда (как минимум, всех лишили бы премиальных за рейс, да и в дальнейшем проверки были бы жестче, потому что команда «засветилась»). Как и в случае с гостиничной фарцовкой, изгнание из системы слишком жадных и неуживчивых, не умеющих жить по общим законам было на самом деле проявлением взаимопомощи среди остальных членов системы: ради безопасности всех они жертвовали одним, который к тому же так по-настоящему и не стал «своим». Дальнобойщики. Еще одним крупным каналом поставки товара для фарцовки были шоферы-дальнобойщики, работники организации «Совтрансавто», которая занималась перевозкой грузов за границу. Схема фарцовки у них была такая же, как у моряков торгового флота: в страны Скандинавии они везли спиртное и сигареты, там продавали их проверенным и постоянным покупателям, на вырученные деньги приобретали ширпотреб, который прятали в машинах (под сиденьями, в кузове и т.д.) и большей частью «сдавали» дома по твердой цене оптовикам-фарцовщикам и совсем немного оставляли себе – для личного пользования и для мелкой торговли в кругу знакомых. В страны соцлагеря везли в основном золото, а привозили оттуда товары, которые котировались в СССР – игрушки из ГДР, польские дубленки, югославские сапоги. Виды мелкой фарцовки. Обслуга «Интуристов», «торговнавты» и шофера-дальнобойщики — это были три самые крупные канала поставки, через которые иностранный, и прежде всего западный ширпотреб бесперебойно поступал на черный рынок СССР. По мелочам фарцевали гиды туристических групп, «бомбилы», которые околачивались у гостиниц, и обслуга и посетители «Интерклубов», то есть закрытых клубов, созданных в портовых городах СССР специально для отдыха иностранцев. Эти каналы фарцовки серьезного значения не имели и соответственно отношение к тем, кто в них был задействован, со стороны крупных «системных» фарцовщиков было снисходительное, а то и презрительное. Гиды-фарцовщики занимались этим от случая к случаю, это не было для них основным источником дохода. В «Интерклубах», как сообщает Васильев, работала молодежь, которая там, так сказать, получала квалификацию. Что же касается окологостиничных «бомбил», которых официальная пропаганда и отождествляла с собственно фарцовщиками, то они среди «системных» фарцовщиков считались самой низшей презренной кастой. «Бомбилы» стояли у гостиниц или подкарауливали иностранцев в подворотнях с пиджаками, полными значков и сувениров, не от хорошей жизни. Швейцар, который пускал в гостиницу «системного» фарцовщика-оптовика за нафарцованным обслугой товаром, никогда бы не пустил «бомбилу», предложи он хоть вдвое больше за вход; и дежурные и горничные никогда не продали бы ему товар. «Бомбила» был вне «системы», он был предоставлен сам себе и работал на свой страх и риск. «Бомбилы» в отличие от «системных», не были защищены, и хотя они исправно платили постовым милиционерам, во время плановой облавы все равно несколько «бомбил» попадалось (тогда как «системные» фарцовщики находились «под крышей» КГБ и их милиция не трогала). Васильев утверждает, что за всю историю фарцовки в СССР практически не было случаев, чтобы взяли оптовика с крупной партией, зато «бомбил» с парой кофточек или дамских колготок брали и сажали регулярно и именно о них писали газеты, в итоге обыватель и думал, что фарцовщики – это странные парни, готовые попасть за решетку за пару французских дамских колготок. Помимо того, «бомбилы» вынуждены были сами реализовывать товар, поскольку посредников у них также не было. В итоге с какой стороны ни подойди, бомбила был фактически изгоем среди фарцовщиков, не имеющим крупных доходов, зато постоянно подвергавшимся опасности ареста и тюремного срока за спекуляцию. Его презирал и свой брат фарцовщик, и законопослушные граждане. Ясно, что желающих заниматься такого рода торговлей было немного, и, как говорит Васильев, текучка кадров среди бомбил была высокой, многие бросали это дело после первой облавы и воспитательной беседы в пункте милиции. К 1980-м годам «система» окончательно подмяла под себя «бомбил», над ними появились «смотрящие», более удачливые фарцовщики, которые снабжали «бомбил» сувенирами и водкой, и оправляли их искать клиентов, желательно таких, которые могли бы поставлять вещи регулярно. Полученные вещи у «бомбил» подчистую забирались за мизерную цену в рублях. Желающих заниматься таким опасным и не приносящим большой прибыли видом фарцовки было и раньше не очень много, после введения «новых порядков» почти не стало совсем. Продавцы товара. Мы говорили о добытчиках или поставщиках товара, но сами они вещи почти не продавали (разве что по мелочам и в кругу знакомых). Продажей занимались скупщики и посредники, иногда в одном лице. Они покупали товар оптом, а сдавали его в розницу, соблюдая строжайшие правила конспирации. В 1970-х годах продажа осуществлялась на квартирах фарцовщиков, но попадал туда покупатель через посредника, в качестве которого выступал другой фарцовщик. Он наводил покупателей на своего товарища, а тот – на него. Фарцовщика советский гражданин, желающий купить заграничные вещи, и имеющий для этого нужную сумму денег, определял по внешнему виду. Ведь фарцовщик был не просто спекулянтом, а представителем определенной субкультуры: он одевался по последней западной моде, курил западные сигареты, пил западные спиртные напитки, хорошо разбирался в западной музыке, говорил на сильно англизированном жаргоне. Короче, он вел себя так, как по его советским представлениям, должен себя вести стопроцентный американец. Посредник никогда не сообщал покупателю адрес продавца заранее, он вез его к своему товарищу «втемную». Ассортимент товаров и цены покупатель тоже узнавал лишь «на месте». Каждый фарцовщик имел знакомых покупателей, которые становились постоянными покупателями и обращались только к нему (и еще рекомендовали его своим знакомым). Конкуренции между продавцами поэтому не было, наоборот, он помогали друг другу, поставляя друг другу клиентов (конечно, это была не бескорыстная помощь, она предполагала ответную услугу). В 1980-х в городах СССР возникают специальные места, где фарцовщик стали продавать товар фактически полулегально, но это была уже эпоха заката фарцовки. Выводы Фарцовкой в СССР называли отрасль теневой экономики, в которой продавались вещи заграничного, прежде всего, западного производства (одежда, пластики, сигареты и т.д.), выменянные на сувениры или купленные у иностранцев. Фарцовка была не просто «бизнесом», но и субкультурой со своей идеологией, своим сленгом и своим разделением людей на «своих» и «чужих», при этом главным считалась не денежная прибыль, а приобщение к вожделенной западной культуре. Фарцовка возникла в 1950—1960-е в среде стиляг – неформального движения советской молодежи, противопоставлявшей себя советским образцам и высоко ценившей все западное – от музыки до вещей. При помощи фарцовки стиляги обеспечивали себя западными вещами, которые для них были не просто ширпотребом, но и символами, другой, лучшей, западной жизни. Для фарцовщиков-стиляг , таким образом, коммерческий мотив отходил на второй план, они стремились не нажиться, а обеспечить себя и людей «своего круга» вещами западного производства, которые они так ценили, и которые он выменивали у иностранных студентов на водку и сувениры. Среди своих фарцовщики той эпохи практикуют взаимопомощь и четко отделяют себя от чужих лояльных советских граждан, разделяющих официальную идеологию. В 1970—1980- идеология западопоклонства распространяется вширь, фарцовка тоже превращается из принадлежности молодежной субкультуры в целую отрасль теневой экономики. При этом оформляется крупная фарцовка, которая организует бесперебойную поставку заграничных товаров на черный рынок, имеет многотысячные обороты и существует с неписаного разрешения спецслужб, как в силу того, что они используют фарцовщиков в своих целях (например, как источник информации об иностранцах), так и в силу банальной коррумпированности работников «органов». Системные фарцовщики практиковали взаимовыгодную помощь, не выходящую за рамки разумного эгоизма. Они не поощряли слишком большой жажды накопительства и конкуренции, имели постоянных поставщиков постоянных покупателей, и особую систему конспирации. Главным для них была не максимальная денежная прибыль, а безопасность, бесперебойность торговли и скромный достаток. Системным фарцовщикам противостояли одиночные фарцовщики-бомбилы, которые вынуждены были сами находить клиента, сами выменивать у него товар, сами продавать его на черном рынке, при этом они были наиболее незащищенной группой фарцовщиков, за ними охотились милицейские патрули, их презирали добропорядочные граждане, да и сами системные фарцовщики. В конце концов, такие одиночные самостоятельные фарцовщики исчезли: одних подмяла под себя «система», другие — бросили фарцовку. Несколько других групп фарцовщиков (гиды, фарцовщики в «Интерклубах» и т.д.) не имели больших оборотов и доходов и их можно не принимать в расчет. Легко заметить, что фарцовка, которую советская пропаганда считала, а либеральная пропаганда считает до сих пор первой в СССР формой бизнеса, на самом деле имела существенные отличия от предпринимательства в капиталистическом, западном смысле слова. Предприниматель-буржуа не имеет никакой идеологии, ему все равно, чем торговать, он может мало интересоваться товаром, который продает, и даже сам им не пользоваться (например, торговец сигаретами может сам не курить). Фарцовка предполагала определенную идеологию – западопоклонство, фарцовщик торговал только настоящими западными вещами и сам ими пользовался в обязательном порядке, иначе он превратился бы из фарцовщика – представителя определенной касты со своей субкультурой в банального спекулянта. Далее, предприниматель-буржуа стремится исключительно к денежной прибыли, фарцовщик, напротив, стремился в первую очередь не к деньгам, а к тому, чтобы обеспечить себя и таких же как он – поклонников всего западного вещами, которые делали бы их «причастными» к вожделенному западному миру. Фарцовщики, как мы уже упоминали, даже избегали слишком большой прибыли, стремились умерить жадность до денег, что совершено противоположно поведению предпринимателя, который не знает меры и границы в обогащении, целью для него является как можно большая прибыль. Наконец, для предпринимателей-буржуа является нормой конкуренция, борьба за рынок и взаимопомощь между субъектами рынка совершенно исключается, для фарцовщиков наоборот было свойственно стремление избежать конкуренции путем узкой специализации, разделения ролей, взаимовыгодной помощи в определенных границах. Зато все эти свойства фарцовки совпадают со свойствами торговли добуржуазной, традиционной, осуществляемой своеобразными торговыми общинами – гильдиями или артелями. Они также образовывались, прежде всего, ради обеспечения товаров членов гильдии, а уж затем ради продажи денежной прибыли, они тоже имели обязательную идеологию, каждая гильдия представляла собой одновременно братство, поклоняющееся определенному святому (или в дохристианские времена — языческому богу), они практиковали широкую взаимопомощь между своими членами и запрещали конкурентную борьбу. Имелось полное соответствие добуржуазной экономики и в отношениях между «системными фарцовщиками» и «бомбилами», это противостояние торговцев, входящих в цех или гильдию, и одиночных, никем и ничем не защищенных торговцев, действующих на свой страх и риск. Естественно, фарцовка имела и ряд отличий от классической традиционной торговли. Главное отличие состояло в том, что идеология фарцовщиков была не религиозной, а псевдорелигиозной, так как в ней одна из цивилизаций, обладающая своими недостатками – Запад наделялась чертами рая на земле. В этом смысле фарцовка являлась вырожденной формой традиционной общинной экономики. Но во всем остальном она была именно экономикой в смысле Аристотеля (общинным небуржуазным хозяйством), то есть хозяйствованием, направленном на обеспечение потребностей членов хозяйства, а не хрематистикой (капиталистическим производством), то есть хозяйствованием направленном исключительно на денежную прибыль. В терминах современной социологии экономики фарцовку можно определить как неформальную, альтернативную торгово-рыночной, эксполярную экономику (Т. Шанин). Только здесь в качестве основной потребности, которую удовлетворяли фарцовщики, выступала не естественная потребность, например, в пропитании, а своеобразная символическая потребность — в вещах с Запада, без которых было невозможно почувствовать свою причастность к западному миру, что психологически угнетало определенные круги советской молодежи. Во всем же остальном сходство было полное: точно также, как крестьяне объединялись в общину для того, чтобы совместно выжить в условиях голода – недостатка продуктов питания, поклонники западного образа жизни в СССР объединялись в «цеха фарцовщиков», чтоб обеспечить себя западными вещами, а по мере того, как таковых становилось больше, они создали разветвленную систему с внутренней специализацией для добычи и продажи этих вещей. Причины возрождения в России в советский период небуржуазных форм торговли Марксисты привыкли считать любую форму торговли буржуазной. Если же перед ними разновидность торговли, которая никак не укладывается в стандарты капиталистического рынка, они выходят из ситуации при помощи ярлыка «мелкобуржуазность», как будто речь идет о величине торгового оборота, а не о качественных отличиях. В действительности, чаще всего за этим термином «мелкобуржуазный» скрываются добуржуазные формы производства, распределения или торговли, к которым марксисты испытывают такое презрение, считая их безнадежно архаичными, что даже не вникают в их тонкости. Потому марксисты в СССР и фарцовку определили как возрождение буржуазной торговли, а затем либералы, большинство которых вышло из бывших истматчиков, повторили это. На самом деле, как мы это уже показали, фарцовка была возрождением пусть в вырожденной форме общинной, характерной для России издавна торговой корпорации (вспомним артели коробейников или офеней). И это естественно, конечно, советские фарцовщики стремились внешне выглядеть как их сверстники из США, но по своей ментальности они были выходцами из традиционного российского третьего сословия; дети и внуки крестьян-общинников, купцов и коробейников не могли создать классический буржуазный рынок, архетип общинной небуржуазной торговли был у них в подсознании, потому они и стали фарцовщиками, а не спекулянтами. Само явление фарцовки должно было бы насторожить наших либералов и заставить их подумать, что даже те советские люди, кто искренне подражал всему западному, не смогли выйти за рамки свойственной для России общинной модели торговли. Но, увы, наши либералы также непроницательны, как и наши вульгарные марксисты, для них вне дихотомии «социализм-капитализм» никаких форм экономики не существует… Фарцо́вщик — в СССР 1950—1990 годов — тот, кто добывал и/или спекулировал вещами («фирмо́й»), выменянными или перекупленными у приезжих иностранцев, которые в СССР у простого гражданина не было возможности приобрести или за которыми необходимо было выстаивать огромные очереди. Эти товары перепродавались из-под полы, в подворотнях, подвалах, на съёмных квартирах через знакомых, обычным советским гражданам (яркая сцена на эту тему имеется в фильмах «Самая обаятельная и привлекательная», «Мой папа Барышников»). Кроме импорта, реализовывалась и советская продукция (зачастую под видом фирменной), создававшаяся в подпольных цехах (люди, которые ими владели, назывались «цеховиками»). Фарцовкой обычно занимались молодые люди, студенты, подрабатывали также таксисты и проститутки. Самоназвания фарцовщиков: «утюг», «бомбила/о», «фарца́», «фарец», «маклак», «деловар», «штальман». Основным рынком сбыта товара, добытого фарцовщиками, поначалу (в 50-60-х годах) были стиляги. Позже, в 1970—1980-х годах, все, кто имел деньги и желал красиво или оригинально одеться, приобрести импортный ширпотреб или технику, книги или музыкальные записи, прибегали к услугам фарцовщиков. В эти годы сменились и источники фарцовки, и само понятие приобрело более широкое значение. Теперь основное занятие большинства из тех, кого называли фарцовщиками, заключалось в покупке через знакомых, имеющих блат или возможность выезжать за рубеж, дефицитных товаров и пищевых продуктов. По мнению писателя Б. Н. Тимофеева, высказанному в изданной в 1960-е годы книге «Правильно ли мы говорим?», слово фарцовщик — это искаженное жаргонное слово «форсельщик», которое ведёт происхождение от англ. for sale (произносится «фор-сэ́йл») в составе стандартного вопроса, с которым фарцовщик обращался к иностранному туристу: англ. Do you have anything for sale? («Нет ли у вас чего-нибудь на продажу?»). VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, проходивший в 1957 году в Москве, стал колыбелью фарцовки как широкомасштабного явления. Экономическим базисом фарцовки являлось: Наибольшее распространение фарцовка получила в Москве, Ленинграде, портовых городах и туристических центрах СССР. Концом фарцовки стало налаживание сначала челночного, а потом и обычного товарообмена республик бывшего СССР с зарубежными странами на закате перестройки в начале 90-х годов XX века. Леонид Каневский родился 2 мая 1939 года в Киеве. Его родители к искусству отношения не имели. Правда, мама в юности училась в Киевской консерватории, но в семнадцать лет вышла замуж, и с консерваторией пришлось распрощаться. Отец же по профессии был технологом-фруктовщиком. Он очень любил свою профессию и хотел, чтобы и сын пошел по его стопам.
Фильмы демонстрируются на основании стандартной лицензии Youtube
Пылкий ловелас на просторах СССР. Кто он — богатый иностранец или ловкий аферист, разбивающий женские сердца?
Дерзкое нападение, убийство и тайна похищенных компьютеров. Куда ведут ниточки запутанного уголовного дела?
Тайны столичной «панели» начала 90-х. Швейцары-полковники, секретные информаторы и таксистская мафия. Криминальная драма эпохи позднего социализма...
Этимология
История
Известные фарцовщики
Сленг
Ядром трансформации стандартного русского языка в язык фарцы стало использование английского, причём в последовательности, во многом типичной скорее для русского («тудей», «дид», «хау», «вери»), а также русификация английских слов путём присоединения русских окончаний («грины»). Другие особенности — наличие в речи элемента упоминавшейся выше криминальной фени («пятихатка») и собственных изобретений («клёво», «бомбил-а/о»).
Леонид Каневский
Юный Леонид, однако, мечтал совсем о другом. С одиннадцати лет он хотел стать артистом. Окончив школу, семнадцатилетний паренек отправился покорять Москву.
Поступить в театральное оказалось совсем не просто. В Школу-студию МХАТ Леонида не приняли. Великий Масальский, сложив пальцы трубочкой и приставив ее (трубочку) к глазу, сказал: «Не наша фактура!». То же самое его ждало и Щепкинском училище. Вновь юноша услышал, что не подходит по фактуре.
Удача Каневскому улыбнулась в Театральном училище им. Б.В. Щукина. Он был зачислен на курс Веры Константиновны Львовой. Здесь же ему довелось учиться у замечательных педагогов Цецилии Львовны Мансуровой и Владимира Георгиевича Шлезингера. Педагогом по художественному слову был знаменитый чтец Яков Михайлович Смоленский. Вместе с Леонидом Каневским учились: Василий Ливанов, Андрей Миронов, Зиновий Високовский и Ольга Яковлева.
По окончании в 1960 году Щукинского училища Леонид Каневский был принят в труппу Московского театра имени Ленинского комсомола. В 1967 году он перешел в Театр на Малой Бронной.
Дебютировал Леонид Каневский в кино в 1965 году, снявшись в сказке «Город мастеров». А спустя три года на экраны вышла искрометная комедия «Бриллиантовая рука». Каневскому досталась совсем небольшая, почти эпизодическая роль контрабандиста. Начинающий актер сам придумал текст, придумал, как все это обыграть, и роль получилась удивительно смешной, запоминающейся. Это был его первый большой успех.
Всесоюзную славу актеру принесла роль майора Томина в знаменитом телесериале «Следствие ведут Знатоки». Первые четыре фильма вышли в 1971 году и сразу обеспечили главным героям невероятную зрительскую любовь. В какой то степени этот успех был прогнозируемым. Детективный, лихо закрученный сюжет, обаятельные и такие непохожие Знаменский (Георгий Мартынюк), Томин (Леонид Каневский) и Кибрит (Эльза Леждей) – это и стало залогом популярности. Но вот то, что сериал затянется на многие-многие годы, вряд ли кто ожидал. На протяжении двух десятилетий зрители с неослабевающим интересом следили за очередными расследованиями Знатоков.
Не меньшей любовью Знатоки пользовались и у правоохранительных органов. Знаменитые концерты, посвященные Дню Милиции, практически никогда не обходились без их выступлений. Вспоминает Леонид Каневский: «И вообще, в Союзе не было такого горотдела милиции, который бы не приглашал нас выступить. Нас передавали, как эстафетную палочку. Знали, например, что я люблю париться, а Герка обожает пельмени. Встречавшие нас милицейские руководители еще у трапа самолета говорили: «Семеныч, банька топится. Яковлевич, пельмени варятся». Замечательно встречали! Конечно, это давало заработок, но и интересно было безумно. Каждый месяц - минимум по две поездки. <…> Мы были чем-то вроде жилетки, в которую можно все свои беды и проблемы выплакать. Такая себе живая исповедальня. И для кого? Для тогдашнего руководства!»
О популярности Знатоков говорит такой факт. Однажды в Комсомольске-на-Амуре милицией был задержан вор в законе, живший в одной гостинице с артистами. Узнав, о том какие соседи проживали рядом с ним, он был невероятно огорчен, что не успел ограбить их. На удивленный вопрос начальника милиции, мол, что у них, артистов, и брать то нечего, тот ответил: «Не понимаешь ты, начальник. Не в этом суть. Представляешь, какой бы звон по зоне пошел, что я ЗнаТоКов обнес!»
При такой популярности и длительности сериала, Каневский не стал актером одной роли. Актер много и интересно снимался. При этом играл он преимущественно характерные роли. Удивительно, но его майор Томин да еще эпизод в картине «Весна на Одере» стали единственными положительными ролями в кино. Каневский с присущей ему легкостью и изяществом играл всевозможных жуликов, воров, гангстеров, хулиганов, или просто отрицательных типов.
Все прекрасно помнят, например, его господина Бонасье в приключенческом фильме «Д’Артаньян и три мушкетера» (1979). Как и в «Бриллиантовой руке», вновь небольшая, эпизодическая роль, и вновь успех, который стал для актера, по его собственному признанию, «полнейшей неожиданностью, хотя и очень приятной». Замечательным оказался его дуэт с Леонидом Ярмольником в детском фильме «Пеппи-Длинный чулок» (1984), где они изобразили двух жуликов-воров – Карла и Блона.
Начало 90-х. С развалом Советского Союза, стали приходить в упадок театры и кино. Многие актеры оставались без работы. Леонид Каневский вспоминает: «В то время вообще театры пустовали. Дикое было ощущение, совершенно непривычное. Понимаешь, невостребованным оказался не я, а дело, которому я служил и служу. В то тяжелое время людям было не до спектаклей. Как раз тогда Женя Арье носился с идеей создания русскоязычного театра в Израиле, собирал труппу, пригласил и меня. Я его хорошо знал, поверил и решил в свои пятьдесят круто изменить свою жизнь».
Так в 1991 году Леонид Каневкий оказался в Израиле, в Тель-Авиве, став вместе с Евгением Арье одним из основателей Театра «Гешер» («Мост»). «На первых порах было чудовищно тяжело... Трудностей хватало. Например, однажды мы четыре месяца не получали зарплату. Старая закалка помогла все это перенести. А затем театр начал развиваться, набирать обороты. Талант Жени Арье, его огромная энергия принесли свои плоды» - рассказывает Леонид Каневский.
Очень скоро театр приобрел в Израиле большую популярность, а для актеров, в том числе и для Каневского, стал настоящим домом. Здесь им было сыграно множество разнообразных ролей. Любимыми спектаклями Леонида Семеновича являются «Дело Дрейфуса», «Три сестры», «Деревушка», «Раб», «Шоша».
Там же в Израиле Каневский проявил себя в новом качестве – ведущего телепрограммы. Когда открылся русскоязычный телеканал, он был приглашен вести передачу «Хочу все съесть». Каневский согласился вести эту программу при одном условии - если она не будет копией программы Андрея Макаревича «Смак». В результате появилась новая интересная передача, которую смотрит в буквальном смысле вся страна.
А что же кино? Леонид Каневский продолжал немало сниматься. Только теперь талантом актера уже наслаждались израильские зрители. Он сыграл в довольно известных израильских фильмах: «Опоздавшая свадьба», «Электрический человек», «Еврейская месть» (роль - пятидесятилетний репатриант Натан) и других.
Со своей будущее женой Анной Леонид Каневский познакомился в 1967 году. Анна - дочь известного актера Ефима Березина – знаменитого Штепселя из киевского дуэта «Тарапунька и Штепсель», который многие годы блистал на эстрадных подмостках Советского Союза. Программы для этого дуэта писал Александр Каневский - старший брат Леонида. Он то и познакомил их. А поженились Леонид и Анна лишь спустя восемь лет.
Анна по профессии - филолог, переводчик с английского и польского языков. В 1977 году у них родилась дочь Наташа. Она окончила театральный факультет Тель-Авивского университета. По специальности Наталья - театральный дизайнер, работает на израильском телевидении.
С января 2006 года по настоящее время Леонид Семёнович Каневский — ведущий документального сериала «Следствие вели…» на «НТВ». Параллельно актёр продолжает играть в театре «Гешер». в 2009 году снялся в сериале «Семин».
Каневский сыграл роли в более чем семидесяти фильмах и много ролей в театральных спектаклях. Награждён орденом Дружбы (20 апреля 2010).
Женат на дочери знаменитого «Штепселя» (Ефима Березина) Анне Березиной. Родной брат — писатель-сатирик Александр Каневский.